Невеста с Бесовского места - Страница 27

– Похоже, мы имеем дело с преступником-невидимкой, – ехидно заметила я. – Никто не видел, как он вошел, никто не заметил, как он капал в стаканы отраву под носом у пятерых человек. Чудеса!

– Дедушка видел!

Крылов так резко обернулся, что табурет под ним жалобно хрустнул, но устоял. Зато я чуть не свалилась со стула. Наташа стояла в дверях, скрестив руки на груди, и смотрела на нас с видимым превосходством.

– Ну, чего вы уставились? Я говорю, что нужно деда спросить: он вечно за всеми подглядывает в свой перископ.

До меня только сейчас дошло, что Владимир Петрович, отец Сальникова, до сих пор не знает о том, что его сын мертв! Никто не сообщил ему об этом! В суете последних дней о добровольном отшельнике просто позабыли. Да и кому вспоминать, если из взрослых обитателей особняка, только я да Розалия не в коме? Наташа не в счет. Она еще ребенок.

– Нужно немедленно идти к Владимиру Петровичу, – выражая готовность, я прытко вскочила со своего места.

– Старый краб еще жив? – Крылов выглядел искренне удивленным.

– Жив. Что ему сделается? – Наташа непочтительно хмыкнула, но мне было некогда учить ее хорошим манерам.

* * *

Когда дверь уединенного дома в конце сада резко распахнулась, я вздрогнула, увидев незнакомую костлявую женщину, похожую на заезженную лошадь. Нос с горбинкой, смуглая кожа и экстравагантная прическа а-ля «бешеный тигр» из иссиня-черных и малиновых прядей выдавали кавказские корни. Я с опозданием опознала в даме сиделку, о которой вскользь упоминал Игорь Владимирович. Ее имя напрочь выветрилось у меня из головы.

– Здравствуйте, Катерина, – еще раз удивила меня женщина. – Вас прислал Игорь Владимирович? – Она вопросительно перевела взгляд на моего спутника. Наташа предусмотрительно спряталась за его широкую спину.

– Да, то есть, нет. В общем, мне нужно сообщить Владимиру Петровичу нечто важное.

– Вряд ли это возможно. – Она криво усмехнулась. На дне умных глаз таилась неприязнь. Лицо женщины было землисто-желтое, тонкая смуглая кожа так плотно обтягивала кости, что на ней совсем не было морщин, волосы топорщились жесткой проволокой, как иголки у дикобраза. Может, я выгляжу, старомодной, но ее облик категорически не вязался в моем сознании с представителями врачебной практики.

– Игорь Владимирович Сальников мертв. – Захар не стал разводить церемонии. – Вы должны срочно сообщить об этом его отцу. Или мы лучше сами скажем.

Ни один мускул не дрогнул на лице сиделки. Она не сдвинулась с места, по-прежнему загораживая проход.

– Я передам, – коротко ответила она.

– Вы что, спятили? – возмутилась я. – Какое «передам»? Сейчас не время для блажи. Его сын мертв! Его убили! Вы понимаете? Зовите его немедленно.

– Боюсь, что это невозможно. – Самым противным было то, что ее голос ни разу не сбился с ровного, вежливого тона. – Владимир Петрович наверху. Забаррикадировался в своей комнате.

– Что?

– О, нет! Он в своем уме. Просто у него есть свои странности…

– Ничего себе странности, – пробормотал себе под нос Крылов.

– Дело в том, что мой пациент так давно зол на весь свет, что сам вид людей ему отвратителен. Он их избегает.

– Вы сказали «пациент». Старик болен?

– Не больше, чем вы или я. Но сам он считает по-другому. Он не курит, не употребляет спиртного, ест только диетическую вегетарианскую пищу и ничего не пьет, кроме воды. К тому же он вбил себе в голову, что ему нельзя волноваться. В остальном он совершенно здоров.

– Разве врач может настолько идти на поводу у пациента? – Не сдержалась я.

– Мне достаточно хорошо платят, чтобы я не только шла на поводу, но и тащила в зубах поводок.

– Но у него убили сына! – Поддержал меня Захар. – Разве это недостаточно веский повод, чтобы нарушить правила?

– Вы хотите подняться к нему в спальню, после того, как он строжайше запретил его беспокоить? – Ужаснулась женщина.

– Да, что в этом особенного?

Возникла долгая липкая пауза. Потом она нехотя отступила в сторону:

– Что ж, добро пожаловать. – И добавила как бы между прочим: – Если не боитесь получить заряд дроби. Ружье у него всегда при себе.

На лестнице Захар обернулся к ней:

– Вы не с нами?

– Ну уж нет! Только не я. Мне дорога моя шкура и лишние дырки в ней ни к чему.

Мы поднялись на второй этаж по железной винтовой лестнице. Наверху было темно.

– В этом склепе что, на лампочках экономят? – рявкнул Крылов, запнувшись о край ковра. Наташа крепко вцепилась в мою руку.

На площадке была только одна дверь, разумеется, плотно закрытая и запертая. Мы обнаружили ее только тогда, когда глаза немного привыкли к темноте. Захар Ефимович, не привыкший никому верить на слово, пару раз подергал за ручку, прежде чем постучать.

На стук никто не отозвался.

Мы повторили попытку.

– Пошли вон! – заверещали из-за закрытой двери. Я невольно попятилась, но Крылов продолжал стоять, как скала.

– Владимир Петрович, откройте! – крикнул он зычно.

– Убирайтесь из моего дома!

– Дедушка! Папу убили! Открой, пожалуйста! – подала голос Наташа, барабаня в дверь кулачками. Я с трудом оттащила ее в сторону, помня о том, что у старого маразматика есть ружье.

– Владимир Петрович, это ваша внучка, – сообщил Крылов запертой двери. – Вы ей нужны. Откройте же!

За дверью было тихо.

– Старый маньяк, – негромко выругался Захар. Должно быть, старик подслушивал прямо под дверью, так как после этих слов он неожиданно заверещал:

– Сам – маньяк! Убирайтесь все! Вы все покойники! Покойники!

Визг оборвался на высокой ноте. Раздался глухой стук. Что-то упало.